Биография Николая Васильевича Гоголя
Скрытный, наделенный богатым воображением, артистичный. Пожалуй, именно таковыми видятся главные характеристики личности Гоголя, когда вчитываешься в материалы биографии писателя. Он сам создавал вокруг себя защитное поле слухов и ложных мотивов своих поступков, словно бы оберегая свой «закрытый сад личности» от проникновения
посторонних.
Николай Гоголь
Выросший в Малороссии, впитавший в себя язык и культуру этого благодатного края, образование Николай Гоголь получил в классической русской гимназии. Как и многие другие молодые провинциалы, он рассчитывал «сделать большую карьеру», уехав в столицу для поступления на государственную службу. К этому его подталкивали и житейские обстоятельства — после смерти отца Николай в 15 лет стал старшим мужчиной в доме.
Семья возлагала на него большие надежды, и в немалой степени окрыленный именно этими упованиями он, подобно тысячам других молодых людей, отправился в имперскую столицу. И так же, как многих других соискателей, Петербург пребольно щелкнул Гоголя по носу. В его случае — в самом прямом смысле слова: в первую же петербургскую зиму Николай отморозил себе нос.
Но гораздо сильнее, чем столичный климат, Гоголя разочаровали реалии канцелярской жизни. Тянуть чиновничью лямку он не захотел, но возмечтал о поступлении на сцену и предпринял несколько попыток прибиться к столичным труппам. Однако жестокий мир Мельпомены вынес свой суровый вердикт, признав Николая неспособным к актерской игре. Что же оставалось молодцу? Дома он пробовал сочинять и после театрального фиаско задумал добиться успеха в качестве литератора.
Первый «литературный блин» вышел у него комом. Написанная еще в стенах Нежинской гимназии поэма «Ганц Кюхельгартен» была издана Гоголем за свой счет под псевдонимом В. Алов. Вложив в издание больше 300 рублей из тех полутора тысяч, что прислала мать для внесения процентов в опекунский совет по заложенному имению, автор полагал, продавая поэму по пять рублей за экземпляр, заработать порядка двух тысяч рублей «чистыми».
Увлекательный эксперимент был прерван в самом начале, после того как двое почтенных литературных критиков так язвительно «отщелкали» сочинение В. Алова в журнальных публикациях, что сгоравший от стыда Гоголь бросился со своим слугой по книжным лавкам выкупать тираж. Собрав все, что мог, литератор нанял номер с камином в одной из гостиниц и сжег большую часть экземпляров, превратив таким образом «Ганца Кюхельгартена» в настоящую библиографическую редкость.
Расстроенный до последнего этой творческой неудачей, Гоголь вознамерился бежать от всех знакомых, скрывшись за рубежами отечества. Выхлопотав себе заграничный паспорт и прихватив остатки «процентной суммы», Гоголь сел на корабль в петербургском порту, намереваясь в конечном счете добраться до американских берегов. В его грезах заокеанская демократия рисовалась «страной счастья и разумно-производительного труда». Но путь в Америку преградили жестокая морская болезнь и полное незнание иностранных языков, а потому, доплыв только до Любека, Николай Васильевич Гоголь сошел на берег и сушей вернулся обратно в Петербург.
Жизнь Гоголя в Италии
В истории с неудавшейся публикацией и несостоявшимся отъездом в Америку отразилось очень многое из того, что впоследствии неоднократно повторится. Жечь свои произведения, в качестве которых он усомнился, Гоголю пришлось неоднократно. И на месте ему не сиделось. Чтобы «быть в форме», Николаю Васильевичу просто требовалось «проездиться»‚ как он это называл.
Все последующие попытки выехать из страны были гораздо более удачны, и став уже известным литератором, он изрядно поколесил по белому свету. Очень по сердцу ему пришлась Италия, а особенно Рим, где он прожил с 1836 по 1847 год, почти четверть своей жизни. Там ему хорошо работалось над «Мертвыми душами», и вообще как-то все складывалось и жилось удачливо.
Итальянцы запомнили «синьора Николо» приятным собеседником и весельчаком, а приезжавшие в Рим русские находили в нем опытного «чичероне», как на итальянский лад называли экскурсоводов. В Вечном городе обитала немалая колония россиян, которые имели привычку сходится в трактире «Фальконе» на площади Сан-Эусткио, где подавали прекрасную жареную баранину и красное вино, которое Николай Гоголь называл «добрым распорядителем желудка».
Искренне влюбленный в Рим, Николай Васильевич брался проводить для компатриотов увлекательные экскурсии. Будучи блистательным рассказчиком, он еще демонстрировал и недюжинные познания в истории. Благодарные экскурсанты приглашали своего «чичероне» отобедать в трактир Лепре на улице Кондотти, славившийся разнообразием блюд и скоростью обслуживания, или в знаменитое старинное «Антико кафе Греко», что было также на улице Кондотти, но ближе к Испанской площади, где собирались аристократы и
люди из мира искусства — знаменитые литераторы, музыканты и художники.
Будучи стесненным в средствах, Гоголь в итальянских ресторациях, помимо компаний, в которых его угощали, бывал нечасто. Он выучился готовить сам и стряпал дома, угощая друзей своими любимыми макаронами со сливочным маслом и сыром пармезан. Вернувшись в Россию, Николай Васильевич стремился приобщить своих знакомых к кулинарным чудесам Италии и, бывало, являясь в гости с запасом спагетти, масла и сыра, отправлялся на кухню, где лично варил пасту до степени аль денте и правильно ее заправлял, подавая к обеденному столу «Макароны от Гоголя», как стали называть это блюдо.
Гоголь сжигал рукописи
Много споров вызывает последний период жизни Николая Васильевича, ознаменовавшийся кардинальным изменением личности. Познав подлинный литературный успех, Гоголь отрекся от него, объявив, что все написанное им было ошибкой, пустой тратой времени и сил. Душевный покой он пытался обрести в Оптиной пустыни и даже подал прошение о принятии его в число послушников. Однако ему отказали по формальным причинам. Возможно, оптинских старцев насторожило стремление Гоголя искать истину в разных апокрифических сказаниях и компаниях мистиков, твердивших о грядущей кончине мира.
Судя по книге «Выбранные места из переписки с друзьями», Николай Васильевич считал себя способным духовно повести за собой людей и обращался к читателям с проповедями, беря неприемлемый менторский тон, поучая и наставляя. Это сочинение не приняли даже самые близкие ему люди, и господину сочинителю изрядно досталось и от западников, и от славянофилов из партий тогдашних властителей умов.
Окруженный непониманием, искавший духовного наставника, Николай Гоголь попал под влияние ржевского протопопа Матфея Константиновского, который стремился всячески
«смирять» писателя. Следуя его рекомендациям, Николай Васильевич строго постился, а ночи проводил в молитвах. В одну из ночей «ему был голос», объявивший о скорой
кончине. Серьезно восприняв это «знамение», Гоголь просил друзей передать митрополиту Филарету портфель с рукописями, чтобы тот после его кончины распорядился ими по своему усмотрению.
Но его знакомые наотрез отказались принять портфель, уверяя, что Николай Васильевич напрасно себя расстраивает разными ‚помыслами. И тогда в ночь с понедельника на вторник первой седмицы Великого поста 1852 года он сжег содержимое портфеля, а наутро уверял всех, что в эту ловушку его загнал «злой дух», нашептавший ему во сне скверных советов. С того дня Николай Васильевич практически перестал есть, совсем ослаб и слег в постель. Полностью истощенный духовно и телесно, Гоголь утратил волю к жизни. Боялся он только одного — что впадет в летаргию и его похоронят заживо. Тогда много болтали о подобных происшествиях, и из этой «модной темы» у Гоголя развилась настоящая фобия.
Николай Васильевич Г0голь скончался утром 21 февраля 1852 года‚ не дожив нескольких недель до своего 43-х летия.
Когда в июне 1931 года прах Гоголя был перенесен из склепа Донского монастыря в могилу на кладбище Новодевичьего монастыря, пошли слухи о пропаже из гроба головы покойного. Ее якобы украли во время ремонта склепа в 1909 году и продали череп писателя купцу Алексею Бахрушину, меценату и коллекционеру.
Другие «сандетели» утверждали, что голова была на месте, но как-то неестественно повернута, словно Гоголь в гробу был еще жив и принял мученическую смерть, как он того боялся! В ту пору место гонимой религии в СССР занимал примитивный мистицизм, так что рассказы о посмертных приключениях Гоголя пришлись как нельзя кстати.